Туфан Имамутдинов: «В наших татарских спектаклях объединения «Әлиф» нет насилия и желания всем понравится»

В новом проекте на телеканале ТНВ почти ежедневно в будние дни будут выходить интервью с выдающимися татарскими учеными и экспертами.

Сорок пятым героем специального проекта стала театральный режиссер Туфан Рифович Имамутдинов. С 2014-го по 2020 год был главным режиссером Казанского ТЮЗа. Является режиссером творческого объединения «Әлиф». Спектакли «Әлиф» и «Аллюки» были номинированы на «Золотую маску». Также является куратором театральной площадки «Моң».

В интервью корреспонденту ТНВ Имамутдинов рассказал об идейном ренессансе татарского театра, что за правду не бывает официальных признаний, а также о созидающих актерах.

«У меня ощущение, что XX век мало чему научил человечество»

- Хотим поздравить вас с премьерой спектакля-инсталляции «Рохинджа» (прим. ред. - в основу постановки легли записи из дневника одного из членов команды режиссера — казанца Егора Белова, посетившего лагеря преследуемых мусульман в Мъянме. Актеры размышляют на тему насилия, услышали признания беженцев и т.д.), прошедшим на театральной площадке «Моң». Вы понимали, что критика будет неизбежна и что не все поймут?
- На самом деле, то, что все принимают и понимают, это не относится к категории искусства.

- А вам это интересно?

- Нет! Мне это особо не интересно! Потому что если ориентироваться на зрителя, то ты всегда ущемляешь в первую очередь самого себя. У тебя есть некое видение этого материала и ты должен ставить спектакль, и если тебе в этом помогают, а нам помог фонд поддержки современного искусства «Живой город», то почему не сделать так, как ты хочешь?

- «Рохинджа» - о чем этот спектакль?

- Если коротко, то это об ущемлениях прав людей, не только по религиозным, но и по политическим, и по расовым дискриминациям. Мы видим очень много в нынешнее время и не только там, но и в ближайшем окружении наших стран. У меня ощущение, что XX век мало чему научил человечество.

- В спектакле вы ставили задачу показать ущемления людей по разным признакам. В интернет-изданиях, телеграмм-каналах писали не о том, что их возмутил сам вопрос ущемления прав людей, а то, что мы говорим на татарском о мировых событиях. Как вы к этому относитесь?

- Мне кажется, что в этом есть развитие современной, национальной культуры. Потому что оно не зацикливается на каких-то местечковых темах, теме деревне, оно пытается мыслить более глобально. Мне кажется, что это верный путь! Потому что если наши татарские произведения, современную драматургию начнут переводить на другие языки – это будет наша большая победа. Тогда наша современная культура и вообще культура будет жить. Потому что создавать что-то на национальном языке молодежь захочет, и поэтому татарская культура будет жить. Например, писатель Исаак Башевис-Зингер нобелевский лауреат по литературе, который писал на идише. В тот время идиш как язык был вымершим, но он все равно продолжал на нем писать. Это стало одним из толчков, чтобы возродить культуру этого языка! И сейчас, в современном мире мы видим, что идиш популярен и набирает обороты.

- Вы были главным режиссером казанского ТЮЗа 6 лет. Почему вы решили оставить свою должность?

- Тесно, рамки, но я не чувствовал там эти тесноту, потому что делал то что хотел делать. Также из-за отсутствия времени у меня не было возможности заниматься национальными проектами. Выпускать лишь один спектакль в год в группе «Әлиф» мне казалось слишком мало, т.к. идей для постановок было слишком много. С начала нового театрального сезона прошло полгода, но мы уже успели выпустить порядка 5 премьер. Когда ты полностью посвящаешь себя тому, что нравится и полностью воплощаешь свои идеи, которые ты не мог – это дает внутреннее творческое удовлетворение.

- Сейчас театральная площадка «Моң» располагается в Национальной библиотеке. Именно здесь происходит становление, возрождение татарского театра?

- Если говорить о некоем ренессансе, то наверное, по идеологии оно не очень совпадает потому что театр зародился 110-120 лет назад и сама идея создания чего-то, что не похоже на другие театральные традиции, наверное, это все-таки это можно назвать идейным ренессансом.

«Нельзя постоянно кутаться в шаль и жить в этой структуре»

- Вы как-то говорили в своем интервью, что: «Классический театр в формате легендарной «Голубой шали» Камаловского театра – это не национальный театра»…

- Не национальный театр, наверное, по причине того что само искусство до начала XX века развивалось по своим каким-то внутренним правилам и было больше ориентировано на восток. А с начала XX века произошел некий разворот в сторону Европы и мы начали существовать в формате классической литературы, стихосложение и написание произведений. Не зря очень много татарских поэтов ориентируются на Пушкина, на Лермонтова тот же Тукай, то же Рамиев. Поэтому желание вернуть, то что было утеряно с началом XX века, наверное, на этой основе и строятся многие наши спектакли. Многие наши спектакли строятся именно так! Но, нельзя постоянно кутаться в шаль и жить в этой структуре. Например, тот же Фарид Бикчантаев, когда я смотрел его работы по Кул Гали «Кыйсса-и Йосыф» он ставил со студентами, мне показалось, что это очень талантливая работа, ребята, и это другой театр. Отличный от того, который ставят на основной сцене Камаловского театра. Я смотрел видео работ студентов Фарида Рафкатовича, это постановки Чехова, Шекспира – у него есть свой уникальный язык. Это очень талантливо.

- Значит ли это, что в национальном театре что-то не так? Это боязнь потерять зрителя или это привычка жить в этой зоне комфорта?

- Татарский народ до такой степени герметичный – туда ничего не проникает, но на самом деле это иллюзия, потому что у группы «Әлиф» которая делает совершенно несвойственные, якобы национальному искусству вещи, уже имеет свою широкую аудиторию. На наши спектакли ходят, нас приглашают на различные фестивали, даже получаем награды именно потому, что такого национального, аутентичного искусства очень редко встретишь в пространстве России. Потому что когда люди пытаются не существовать в режиме тех рамок, которые задала именно европейская культура. Наверное, это такое непонимание, потому что мы не укладываемся в формат и разложить нас очень сложно! Допустим, как перескажешь наш спектакль «Әлиф», ну, человек танцует алфавит, и что дальше? Как обычно бывает в спектакле? Есть герой, антигерой, а у нас нет! Наш спектакль нужно почувствовать. Нет насилия и желания всем понравится, потому что кто-то открыт к этому, а кто-то нет.

- Аудитория, которая вас принимает какая она?

- Аудитория молодая, наши ровесники и даже моложе нас.

- А бабушки и дедушки приезжают?

- Приходят, но именно на болезненные и острые национальные проблемы, на тот же «Әлиф». Потому что их волнует тема исчезновения языка и культуры.

- Не кажется ли вам, что театр, в классическом понимании говоря о Камаловском, пытается сохранить зрителя?

- Каждую сверхзадачу для себя каждый выстраивает сам. Для мен важно, чтобы наша национальная культура была интересна молодежи и тем людям, которые идут за нами. Потому что все участники группы «Әлиф» - это ребята, которые выросли в 90-х и еще учились в национальных школах, знают язык и мы хотим это сохранить передать нашим детям. Также дух начала 90-х, когда было ощущение полной свободы и подъем национального сознания – это еще в нас сидит. Хочется сказать следующему поколению, что на национальных языках можно делать интересные, актуальные, аутентичные вещи.

«Искусство всегда идет впереди аудитории»

- У вас достаточно тернистый путь. Вы часто сталкиваетесь с непониманием?

- Новое – никогда не воспринималось сразу и всеми. На самом деле это и не нужно, потому что искусство всегда идет впереди аудитории. Оно показывает, что можно и так. Занимается некой селекцией, говоря, что это относится к этому, а еще можно делать в такой форме. В форме современной оперы, танцевальных спектаклей, инсталляций.

- Вас называют эпатажным. Это ваш особенный творческий прием?

- Для нас очень важна тема. Потому что та же кровь на танцоре Нурбаке Батулле в «Дәрдемәнд» это образ, который чаще всего упоминается в его поэзии, это его философия, потому что он хотел обновление культуры, сознания. Не зря же он талантливых, татарских ребят отправлял учиться за границу, чтобы они возвращались обратно и поднимали самосознание на другой уровень. Дәрдемәнд не только говорил об обновлении, но и делал. Он хотел выпустить застоявшуюся кровь и сгенерировав в своем же теле нации впустить именно новую кровь. Для нас в первую очередь это был смысловой жест.

- Можно сказать, что ваша площадка «Моң» - независимая? Она может выжить без поддержки?

- На данном этапе нас поддерживает «Живой город», они представляют свой персонал, площадку, финансы.

- Вы сейчас запустили образовательную площадку «Моң», для чего?

- Нам не интересны профильные вузы. Потому что актер это все-таки исполнитель, а нетот кто созидает и что-то придумывает. Поступая на актера – ты отдаешь себя на откуп режиссеру, директору, бухгалтеру, потому что от него зависит когда тебе и что дадут. Нам было важно набрать людей, которые занимаются творческими профессиями и эти люди сами генерируют идеи это дизайнеры, хореографы и т.д. Для нас были важны люди с созиданием и каким-то сотворением.

- У вас много профессиональных наград. Но, особых аплодисментов, безумного признания внутри не было. Вас это задевало? Вам важно официальное признание?

- К официальному признанию стремятся те, кто делает то, что нужно им. А тот кто действительно хочет говорить на острые темы… Все-таки политика рассчитана на то, чтобы не поднимать острые темы, неудобные вопросы.

- Т.е. это нормально, что официального признания не было?

- Когда ты говоришь на какие-то темы, которые пытаются скрыть, конечно, официального признания никогда не будет.

- А вы сталкиваетесь с творческой завистью?

- Зависть разрушительна. Если вдруг ты становишься в агрессивную позу, то ты уже проиграл! Другие делают то, что ты не можешь делать или может быть, ты даже можешь, но какие-то определенные обстоятельства тебе мешают, потому что у тебя уже есть некий статус. И если ты сделаешь это и не получится, то на тебе быстро поставят точку.

- Вы работали в театрах в Москве, но все же вернулись в Казань, почему?

- Работая во МХАТе им. Чехова я столкнулся с тем, что даже если в пьесе заняты 3 артиста, но даже их сложно собрать, потому что у них сьемки фильмов, проекты, нужно платить за ипотеку, реклама, даже пробки – творчеством там практически невозможно заниматься. Наверное кто-то может, но мне было сложно. Я приехал в Казань, чтобы заниматься именно тем, чем мне хочется заниматься.

- Ваш отец по образованию режиссер народного театра. Что он вам дал?

- Когда я сказал, что хочу поступить на режиссера, он спросил: «Ты хоть знаешь кто такой Станиславский?», ну конечно я не знал! Я даже не думал, что моя жизнь будет связана с театром. Но мой отец не сделал ни одной постановки после выпуска, но он читал стихи.

- В чем тогда были истоки?

- У меня мама руководитель народного ансамбля, я вращался вокруг этого. В нем играли на курае, кубысе, пели песни, танцы. Все началось оттуда.

- Кем бы вы стали если не режиссером?

- Пчеловодом! Я люблю это изучал, но стал режиссером. Но мама сказала: «Если ты пойдешь в театр, то либо режиссером, либо директором, либо бухгалтером».

- Вы хоть раз раскаивались в выбранной профессии?

- На самом деле у меня так много работы, что пока некогда каиться.

- Что для вас значит быть татарином?

- У меня есть своя некая внутренняя миссия, чтобы таких ребят как мы – стало больше! Чтобы на национальном материале вырастали действительно актуальные спектакли, перформансы. Мы не ограничиваемся только театром, хотим, чтоб это было и в живописи, и в музыке. Чтобы это стало национальным феноменом.

tnv.ru